В ответ на насилие режима в 2020 году по всей стране вышли тысячи женщин в белых платьях и с цветами. Споры о том, правильно ли было для беларусского протеста идти по ненасильственному пути, продолжаются и по сей день.
Одной из ярких демонстраций мирного несогласия стала акция 21 ноября 2020 года в Молодечно, когда шесть человек заблокировали Великий Гостинец с транспарантом «Когда в стране беззаконие, сопротивление — наш долг». Участников осудили по статье 342 Уголовного кодекса. Двое из них, Элина Коритько и Сергей Сидарович, бежали из Беларуси, их историю читайте и смотрите здесь.
Элина поделилась, изменилось ли её отношение к ненасильственному сопротивлению, за которое она была осуждена и вынуждена покинуть прежнюю жизнь и дом:
— Я и сегодня придерживаюсь этого способа сопротивления. Если бы люди вышли с оружием, смертей было бы больше. Пока рядом Путин, все сложнее. Почему-то все помнят цветы и ленточки, но было и другое — люди бастовали, партизанили, всё это — огромный риск. В этом смысле у меня нет кумиров. Но Мария Колесникова была хорошим движущим фактором. Ее характер, эмоциональность, язык — во всем было лидерство. Нашим ресурсом были наши люди и соседние страны, с которыми мы сотрудничали, но у каждого свои цели. Вероятно, мы были недостаточно убедительны в 2020 году и за двадцать лет до этого.
Змест
- Родненков: «Общество выбрало свой путь, и политики должны его учитывать»
- Колесников: «Готов ждать столько, сколько потребуется, чтобы почувствовать себя отцом, достойным своих детей»
- Хомич: «То, что протест был ненасильственным, даёт нам многое на будущее»
- Контекст: как ненасильственное сопротивление использовалось как в тоталитарных, так и в демократических обществах
Родненков: «Общество выбрало свой путь, и политики должны его учитывать»
Разобраться глубже в том, почему беларусы выбрали мирный путь и к каким результатам он привёл, мы попросили члена команды Виктора Бабарико и члена Координационного совета Антона Родненкова.
— Обсуждали ли в Координационном совете идею ненасильственного сопротивления?
— Когда формировалась команда Виктора Бабарико и к ней присоединился Максим Знак, то главным принципом стало действие в правовом поле. Это исходило из самой команды. Мы искренне в это верили и придерживались этого. С самого начала, еще до выборов, Максим Знак начал выходить в прямые эфиры, где разъяснял обстоятельства и особенности беларусского законодательства.
Наша команда полностью разделяла мирную идею, в том числе и Мария Колесникова.
Мирные — это не значит трусливые. Действия Марии показали, что ей хватает мужества и решительности без насилия.
В течение летней кампании мы использовали легальные способы втянуть людей, чтобы они давили на систему. Почему это стало таким эффективным? Потому что это соответствовало беларусам, беларусским ценностям и мировоззрению.
Политические кампании состоят из двух слоёв. Первый слой — это коммуникация: то, что вы говорите людям. Второй слой состоит из личного опыта. Люди что-то слышат, они должны связать то, что они слышат, со своим опытом. Использование всех правовых механизмов позволило мобилизовать людей, и они на своем опыте видели, как работает беларусская система: она нечестна и не уважает людей.
Это стало видно на всех уровнях: когда не регистрировали наблюдателей, когда не рассматривались жалобы, когда не регистрировали кандидатов. Каждый раз система показывала, что ей наплевать на жалобы людей. И это начало находить отклик у людей. Очень важно было наладить не только общение с людьми, но и чтобы они получили какой-то опыт за эту кампанию.
В авторитарных системах организовать давление на власть можно только при наличии широкого общественного фронта, широкой общественной активности.
Если вы строите кампанию на агрессивной риторике, вы апеллируете только к одной части населения. Остальные, абсолютное большинство, вас не поймут.
И здесь сложилось несколько факторов. Летом 2020 года женское трио смогло разговаривать с разными категориями людей. Аудитория Сергея Тихановского была в большинстве из регионов, люди из малого бизнеса, с низкими зарплатами или теми, кто искал работу. Виктор Бабарико общался с другой аудиторией: средним классом, айтишниками и предпринимателями — людьми, у которых была хорошая жизнь, но они хотели не только обустроить свой бытовой комфорт, но и сделать страну более демократичной. Цепкало хорошо доходил до аудитории государственных служащих.
Без мирных посланий невозможно мобилизовать широкие круги населения. На первых этапах вы должны быть только с таким посылом, особенно в авторитарных системах. С агрессивной риторикой это было бы невозможно, потому что власти тут же начали сажать людей, которые могли бы стать лидерами более агрессивной части общества: Статкевич, Северинец. Власти сделали это, чтобы не к кому было присоединиться.
Почему не появились лидеры осенью 2020 года? Когда мобилизуются широкие круги общества, в нём рождаются лидеры. Мария Колесникова не планировала становиться политиком, как и Светлана Тихановская. В конкретной ситуации они стали лидерами.
Есть два пункта, когда протест мог пойти по силовому пути в 2020 году. В конце августа, когда было видео, где Лукашенко ходит с автоматом. Протест всё еще был большим, и были сторонники более агрессивных действий. Второй момент — убийство Романа Бондаренко. Общество выбрало свой путь, а политики должны это учитывать, чувствовать и направлять волну, но они не могут изменить её направление в один момент.
Политики не могут сказать: «Вчера мы были мирными беларусами, а сегодня мы рассердимся». Беларусское общество не сделало силовой выбор.
— Когда говорят, что нужно было быть решительнее и делать более агрессивные шаги, что вы говорите?
— Наше общество взрослеет, идут процессы рефлексии. Кто говорит, что надо идти силовым путем, испытывает разочарование, что вложено много сил, жизней и судеб — и это не принесло плодов. Так это ощущается в моменте: Лукашенко по-прежнему остаётся у власти.
В обществе появляются публичные стереотипы. Оно проверяет их в следующем кризисе. После 2010 года в оппозиции появился такой стереотип, что на улицы вышли всего 30 тысяч человек, а если выйдет 100 тысяч, то режим падёт и мы будем жить в новой Беларуси. В 2020 году мы это проверили. Однако оказалось, что этого недостаточно.
Есть две версии: не получилось, потому что всё было мирно, или потому, что не было раскола элит. В следующем политическом кризисе всё может быть пойти по силовому пути, но это не значит, что будет какой-то результат. История 2020 года может повториться: люди будут проверять свои гипотезы, они не сработают, а будут приняты новые.
Само общество не хотело насилия, и повлиять на это невозможно.
Не будет как в «Гарри Поттере», где сказал слова — и мир изменился. Вы не можете изменить общество одним видео на YouTube — это долго, сложно, должна быть волна. Этой волны в обществе не было, или она была недостаточно велика. После августа наиболее активные уехали или были арестованы.
В какой-то момент Путин сказал, что сформирован резерв, который можно отправить в Беларусь. Координационный совет написал письмо, которое отправил послу России в Беларуси, чтобы резерв не использовался. Мы тогда понимали, что если Лукашенко обратится к Путину, то этих солдат точно пришлют. И у нас не было бы шансов. Я уверен, что если бы Лукашенко угрожали насилием, он бы обязательно попросил помощи у Путина.
Люди не выходили зимой 2021 года и после не потому, что в стране были большие репрессии, а потому, что люди понимали: они выходили полгода и ничего не менялось. У нас умное общество, у нас умные люди. В новом кризисе они будут действовать иначе. Насильственный метод — одна из гипотез.
— Почему этого не произошло в обоих пиковых моментах, когда беларусы могли пойти по насильственному пути?
— Я не думаю, что на эти моменты повлияла путинская армия. Это скорее про беларусов. В 2020 году все хотели, чтобы всё было мирно, чтобы власть ушла сама. Мы не хотели предавать себя. В то время на Путина не смотрели так, как после Казахстана и Украины.
Беларусское общество менее жестокое и более миролюбиво, чем, например, украинское. В сентябре 2020 года мы оказались в Киеве, и украинские журналисты и политики рассказывали нам, как было бы правильно поступить, что мы всё делаем неправильно.
ГУБОПиК прославился во время протестов, но всегда использовал свои репрессивные методы против, например, футбольных болельщиков и анархистов. Беларусская репрессивная система работала на то, чтобы не допустить появления радикальных группировок в Беларуси.
— Как добиться эффекта, если система в Беларуси применяет насилие, а противоположная сторона этого не делает, и силы неравны?
— Этого не может быть на равных. У людей нет ни танков, ни армии. Армия есть у Александра Лукашенко, у него ракеты и бомбы. Если мы говорим о противостоянии, то авторитарная система будет сильнее в плане ресурсов. В какой-то момент система может стать слабой, если внутри неё происходят процессы, из-за которых она не готова давить на общество. В этом случае система должна измениться или рухнуть.
Лукашенко довольно быстро привлёк армию, чтобы быть уверенным, что, если не хватит ресурсов, присоединятся военные.
— Чего добились беларусы своим сопротивлением?
— Самый главный вывод — общество публично заявило, что хочет демократической Беларуси. Шансы на демократическую Беларусь остаются, если беларусы этого захотят. Эта идея сформировалась в 2020 году.
Солидарность — суперважная вещь. Солидарность начала формироваться во время появления ковида и остаётся актуальной в 2022 году, когда многие беларусы уехали, многие беларусы сидят в тюрьмах.
Именно сейчас, в тёмные времена, поддерживать друг друга — самое главное для беларусов.
— Спровоцировали ли беларусы режим показать свое настоящее лицо, когда действовали по закону?
— Режим был таким всегда, но какое-то время он притворялся более мягким. Когда общество меняется, его требования меняются, а режим не может измениться, становится еще более архаичным. События 2020 года показали, насколько режим готов прислушиваться к людям и их нуждам.
— После начала войны в Украине лично вы переосмыслили посыл ненасильственного сопротивления?
— Я всё время пытаюсь переосмыслить это. Война в Украине — это трагическое событие для всего региона. Не думаю, что она скоро закончится. Это долгий конфликт. Так получилось, что главный друг Лукашенко представляет угрозу для Беларуси. А кто ещё друзья Беларуси? Весь мир помогает Украине. А теперь неизвестно, что будет с Беларусью.
Колесников: «Готов ждать столько, сколько потребуется, чтобы почувствовать себя отцом, достойным своих детей»
Мария Колесникова стала одним из символов ненасильственного сопротивления беларусов. В одном из видеообращений она говорит: «Мы, беларусы, выбрали путь мирного, законного и ненасильственного протеста. А этот путь требует времени. То, что насаживалось 26 лет, не может исчезнуть в один момент. Нам всем нужно время для тяжёлой работы и терпения. Мы должны продолжать выражать своё несогласие. Писать, говорить правду, выходить, стоять, бастовать, жаловаться, отказываться от сотрудничества, бойкотировать и не соглашаться».
Мы попросили отца Марии Александра рассказать, почему для дочери было важно пойти по этому пути:
— Мы с Машей обсуждали происходящие события, и она поделилась своим мнением: «Папа, тогда мы станем как они. Мы берём за основу то, что весь цивилизованный мир уже прошёл и это дало положительный результат. Если мы начнем с крови, это будет уже не демократия». После этих слов увидел в Маше единомышленника. Как бы трудно это ни было, наше терпение должно прийти к полному пониманию демократических ценностей. Этот опыт, который команда Маши и Виктора Дмитриевича постаралась перенести в нашу Беларусь, остаётся приоритетным.
Безусловно, я жду, что изменения придут как можно скорее. Вы, наверное, понимаете, как я жду своих Машу и Танюшу. Но я готов ждать столько, сколько потребуется, чтобы почувствовать себя отцом, достойным своих детей.
— Откуда у Марии такие ценности?
— Маша и Танюша воспитывались в семье, где были заложены общечеловеческие ценности. Они выросли в атмосфере любви — мы с женой, которая, к сожалению, ушла из жизни, были молоды, наши родители были молоды. Понимание, уважение, стремление услышать собеседника — они видели, как важно стараться понять друг друга. Когда дети пытались по-детски хитрить, мы доказывали, что важно сказать правду, а для этого и мы сами были честными. Дома всегда было много книг и журналов. И старшая, и младшая перечитывали их с фонариками под одеялом. Я был очень рад, что дети старались узнавать как можно больше. Тогда не было компьютеров, но они хотели знать о технологиях. Затем я собрал примитивный, но настоящий персональный компьютер.
Музыка повлияла на Машу больше всего. Через нее она пыталась понять то, чего не видят обычные люди. Когда она училась в Германии и её приглашала в гости, то всегда рассказывала, что впечатлило в жизни там. Пыталась разобраться, почему в ее любимой Беларуси по-другому. Например, в один приезд заметил портреты людей на улице. Она рассказала, что идёт предвыборная кампания, и стала рассказывать, как проходят выборы в Германии. И она хотела принести в Беларусь европейские ценности — законность, соблюдение прав человека, уважение к праву от гражданина и чиновника.
Она понимала, что именно демократические ценности помогают человеку раскрыться, и от этого выиграет государство.
Во время одного из визитов в Германию я спросил, в чём она видит свою цель. Мне так понравилось, что она тут же ответила, даже не подумав, потому что уже нашла для себя ответ, сказала одно слово: «Образование».
— Были примеры, когда Мария добивалась своего, придерживаясь принципов?
— Первые попытки Маши участвовать в общественной жизни были в 2006 году. Жена очень переживала, что участие в акциях может быть связано с насилием со стороны властей. Маша столкнулась с запретом и восприняла это как давление и лишение прав. Мы впервые услышали от неё яркое и чёткое мнение о свободе слова и выбора. Это зацепило, и я убедил жену, что дочь права, и мы можем только посоветовать, а запретами ничего не решим. Мы видели её характер и то, что она приводит аргументы, с которыми невозможно поспорить.
Однажды жена была категорически против участия Маши в акциях во время молчаливых протестов 2011 года. Тогда я сказал, что раз дети хотят, а мы волнуемся, то поедем все вместе.
— Как вы себя чувствовали, когда человека с яркой ненасильственной позицией назвали террористкой?
— В очередной раз я почувствовал разочарование в нашей власти. Да, вы в очередной раз доказали, что можете все. Но результат от этого даже не нулевой, а отрицательный — вы накапливаете в людях злость, лишаете их желания с вами разговаривать.
Как только я увидел, что обсуждается статья про терроризм, понял, что Машу не пощадят. Человека судили по трём статьям, дали огромный срок. А потом, задним числом, поняли, что и этого недостаточно. Помогла реакция Марии, она узнала новость во время телефонного разговора со мной. Она сказала, что для неё это знак качества. Ее отношение к плохим событиям меня просто завораживает.
— Что придаёт сил Марии в самых сложных ситуациях?
— Любовь ко всему, к чему причастна. Всё, что она делает, она делает из любви. Если человек убеждён, что без этого ему не обойтись, то он вполне уверен в своей правоте. Она написала мне в одном из своих писем:
«Жаль тех, кто обязан смотреть и подсматривать за нами, сопровождать. Вижу, какая борьба внутри них. Поэтому чувствую себя настолько свободной, что им этого не понять. А они сделали выбор не в пользу свободы, а в пользу подчинения, и сами страдают, не понимая, что потеряли».
Хомич: «То, что протест был ненасильственным, даёт нам многое на будущее»
Сестра Марии Колесниковой, Татьяна Хомич, тоже поделилась видением того, как Марии удалось стать вдохновительницей мирного сопротивления:
— Это идёт из детства. Для Маши любое насилие никогда не было приемлемым. Это формировалась на протяжении многих лет: те ценности, которые и она, и я приобрели в семье.
Всегда было очень ясно, что она не приемлет насилия, а в случае споров — потребность в общении и разговоре. Она считает, что конфликты должны решаться мирным путем как в детстве, так и во взрослой жизни.
У Маши всегда было обострённое чувство справедливости. Когда она видела нечестность по отношению к ней или между людьми, это возмущало, она всегда говорила об этом очень открыто. На этот подход также повлияла её жизнь в Германии.
Я — младшая сестра. К младшим относятся иначе, чем к старшим. Мол, те должны в чём-то уступать младшим. Маша всегда возмущалась. Она не понимала, почему она должна пренебрегать своими желаниями ради моей выгоды.
Я думаю, что это описывает её очень четко. Понимание того, что все имеют равные права и что ваша свобода заканчивается там, где начинается свобода другого человека.
— Как лично вы относитесь к тому, что люди говорят, что выходить с цветами было наивно?
— Я поддерживаю ненасильственные формы протеста. Каждый решает сам, как выразить свой протест. В целом я уверена, что путь, выбранный беларусами, был правильным. У нас ещё много работы впереди. Тот факт, что протест был ненасильственным, даёт нам многое на будущее, придаёт нам силы уверенности и единства.
Беларусское общество основано на ценностях — мирное выражении своей позиции. Мы не можем действовать иначе. Это трудный и долгий путь, но мы не предаём свои честность и принципиальность.
Мария знает, что её поддерживают во всём мире. У Маши около 20 международных наград — это поддержка и признание Маши и всех беларусов. Напоминание о том, что Машу не забывают, как и беларусов.
Контекст: как ненасильственное сопротивление использовалось как в тоталитарных, так и в демократических обществах
На протяжении столетий люди выбирали ненасильственное сопротивление для отстаивания своих прав. Наиболее ярким примером гражданского сопротивления стали протесты в Индии, связанные с именем Махатмы Ганди. Оттуда пришел термин «сатьяграха», основным принципом которого стал отказ от сотрудничества с несправедливой властью, нарушение законов, противоречащих морали, готовность страдать, не отвечая насилием на насилие.
Ганди стал лицом ненасильственного сопротивления в Индии, но страна смогла избавиться от власти Британской империи только после Второй мировой войны. В том числе из-за массовых протестов.
Протестные движения были в демократических и тоталитарных странах. PALATNO расскажет на нескольких примерах, как люди протестовали и отстаивали свои права в разные периоды истории и в разных странах.
Война во Вьетнаме стала значимой вехой в американской истории. Она пришлась на 1960-е годы, когда в обществе активизировалось движение за права уязвимых групп населения. Особое влияние на антивоенное движение в США оказала борьба за гражданские права темнокожих. Именно оттуда молодёжь, ставшая ядром антивоенного движения, черпала идеи и методы ненасильственного сопротивления.
Во время войны во Вьетнаме женщины создали одну из первых антивоенных организаций. Ее назвали Women Strike for Peace. Её создали в 1961 году, и основной идеей было предотвращение ядерного конфликта между США и СССР.
В 1964 году начинается полномасштабное вмешательство американских войск в конфликт во Вьетнаме. В это время к антивоенному движению подключились многие правозащитные организации. Антивоенное движение использовало широкий спектр методов борьбы: от ненасильственного сопротивления до радикально-силового.
В 1960-х годах сформировалась организация «Студенты за демократическое общество». Молодёжь участвовала в шествиях, демонстрациях, пикетах. Со временем появились новые формы: teach-in (образовательные занятия, где рассказывалось об антивоенном движении), антивоенная агитация, отказ от призыва на военную службу. Во многих университетах США прошли демонстрации и сидячие забастовки. В 1970 году студенты устроили массовые акции протеста после того, как военные Национальной гвардии расстреляли четырёх студентов Кентского университета во время антивоенного митинга.
К 1968 году антивоенное движение в США набрало значительную популярность. В нем участвует не только молодежь, но и ветераны войны во Вьетнаме. Самой крупной демонстрацией стал «Марш на Пентагон», в котором участвовали около 100 000 человек. Закончилось разгоном и арестами. Принудительный разгон демонстраций и применение насилия с обеих сторон со временем стали обычным явлением.
В конце 1960-х антивоенное движение пришло в упадок. Американские военные продолжали сражаться во Вьетнаме, новый кандидат в президенты Ричард Никсон пообещал положить конец войне, а антивоенное движение не смогло объединиться с движением за гражданские права чернокожих.
Хотя немедленных изменений не произошло и война во Вьетнаме не закончилась до середины 1970-х годов, в американской истории антивоенное движение 1960-х годов оказало значительное влияние на продолжающееся понимание обществом участия вооружённых сил в мировых конфликтах.
В 1968 году союзные войска Варшавского договора вторглись в Чехословакию. СССР не нравились демократические перемены в Чехословакии, поэтому Москва решила сменить правительство и установить в Праге более лояльное правительство. Введение войск не осталось незамеченным в Советском Союзе. Многие люди были репрессированы за высказывания и выступления против агрессии советских войск в Чехословакии.
«Демонстрация семерых» стала самой известной акцией советских диссидентов против вторжения в Чехословакию. В полдень 25 августа 1968 года на Красной площади в Москве восемь человек развернули транспаранты на русском и чешском языках: «За нашу и вашу свободу!», «Руки прочь от ЧССР!», «At’ žije svobodné a nezávislé Československo!» («Да здравствует свободная и независимая Чехословакия!»). Через несколько минут демонстранты были избиты и задержаны милицией и КГБ.
В докладной записке КГБ люди, вышедшие с акцией на Красную площадь, названы «антиобщественными элементами», а сама демонстрация — «враждебной деятельностью», «провокационной вылазкой», «антисоветским проявлением».
Участников акции судили — от 10 месяцев до двух лет лишения свободы, некоторых отправили на психиатрическое обследование и положили в больницы.
Константин Бабицкий был приговорен к двум годам лишения свободы и отбывал наказание в Коми. Татьяна Баева находилась на площади во время акции, но участники настояли на том, чтобы её отпустили из отделения милиции. Позже девушку отчислили из института и она эмигрировала. Ларису Богораз осудили и сослали в Иркутск. Наталье Горбаневской поставили диагноз «вялотекущая шизофрения». Вадима Делоне осудили к одному году условно. Владимир Дремлюга был осужден и отправлен в ссылку в Якутск до 1974 года. Павел Литвинов сослан в Читинскую область до 1972 года. Виктор Файнберг направлен в психиатрическую больницу на принудительное лечение.
Первый президент Чехии Вацлав Гавел назвал действия демонстрантов «совестью Советского Союза».
На том же месте на Красной площади сорок лет спустя, в 2008 году, прошла акция с транспарантом «За нашу и вашу свободу». В 2013, 2016 и 2018 годах проводились аналогичные акции: российская полиция задержала в общем 19 человек.